Выспаться перед поездкой — это точно не про нас.

Запланировав выезд на 4 часа ночи мы, конечно же, добросовестно пытались заснуть, пока хватало силы воли, но в итоге сдались и выехали в половине второго. Невозможно спать, когда зовёт дорога — долгая и во многом трудная, но оттого не менее нами любимая.

Спящая Москва осталась позади, извилистая российская М1, продольный и поперечный профиль которой проектировал нетрезвый цирковой слон Вениамин, незаметно переходит в белорусскую М1 — прямую и ровную, ночь сменяется днём и после полудня мы попадаем в Польшу. Здесь дороги снова становятся другими, внезапными, как и сама Польша — петляющая однополоска переходит в современный автобан, который снова становится однополоской, и так до бесконечности. Дороги увлекают нас за собой, в них есть манящая неопределённость — ведь мы никогда не знаем, куда они приведут нас. Только совсем начинающий и неопытный путешественник может думать о дороге, как о чём-то, что связывает точки А и Б; на самом же деле дорога — это загадка, ответ на которую каждый раз разный, даже если едешь одним и тем же маршрутом. В прошлом году мы проезжали вот по этой же самой дороге — а сейчас она обрывается снятым асфальтом, строительной техникой и знаком «объезд», не указывающим никакого определённого направления; а вот здесь позапрошлым летом мы ехали со скоростью 15 км/ч, опасаясь лишиться подвески — а сейчас тут новый асфальт и освещение. А вон на том столбе в начале прошлой осени мы видели аиста, и сейчас видим его же — присмотрелись, а он пенопластовый. Интересно, зачем пенопластовый аист на столбе, если вокруг сотни настоящих? Загадка. Очередная загадка дороги.

В начале нашей карьеры автопутешественников мы рассматривали маршрут как план, а отклонение от него — как отклонение от плана и, следовательно, нежелательное событие. Сейчас всё, что осталось от маршрута — это начальный и конечный пункты, да пара промежуточных на дальних перегонах, и те не считаются обязательными. Приедем — посмотрим, будет время и желание — остановимся, нет — так поедем дальше. Все прикидки ориентировочны, а любой план во время поездки начинается со слова «если» — ведь ты никогда не знаешь, куда и когда приведёт тебя дорога.

Небольшое польское село, на въезде стоит знак — Radio «Maria», частота такая-то. Ну-ка, интересно, что там передают на сельской радиостанции — про всхожесть культур и цены на солярку? Включаем и внезапно погружаемся в мрачную и таинственную атмосферу. По радио ксендз ведёт католическую службу в прямом эфире — из костёла, который мы прямо сейчас проезжаем; на остроконечной верхушке здания — крест, который кажется длиннее чем надо из-за закреплённой на нём передающей антенны. Воскресенье, первая половина дня — на улицах ни души, ни одной машины, всё село — на службе, которую мы слышим в своём чудодейственном FM-приёмнике. Это был самый атмосферный проезд через отдельно взятый населённый пункт на нашей путешественнической памяти.

К вечеру приезжаем в современно выглядящий и довольно крупный город то ли Ряшев, то ли Жешув — обожаю эту польскую фонетику, когда одна половина языка произносит один звук, а вторая половина — другой. Располагаемся ни много ни мало в отеле Хилтон — снова букинг сделал нам предложение, от которого мы не смогли отказаться. Отель отличный, а еда — так и просто восхитительна, особенно после 18 часов дороги. Мы могли бы успеть прогуляться по старой части города, но не представляли, где она, да и устали порядком — пошли в номер, ограбили мини-бар и легли спать — ведь завтра снова в дорогу.

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10.

Перед выездом в путешествие заснуть решительно невозможно, а вот после дня дороги — запросто, даже если предстоит ещё день дороги. И дело здесь не в усталости — в четыре руки можно запросто ехать без остановки больше суток; но перед выездом в путешествие ты чувствуешь голод, похожий, наверное, на голод вампира или зомби — необъяснимую пустоту в несуществующем внутреннем органе, которую нужно чем-то заполнить, иначе невозможно ни спать, ни есть, ни вообще ничего не возможно. А на исходе первого дня ты сыт, и легко засыпаешь с блаженной улыбкой на лице, зная, что завтра будет ещё достаточно пищи для твоего не описанного наукой внутреннего органа.

Мы прощаемся с Жешувом, или с Ряшевым, проезжая прямо через его исторический центр — тысяча чертей, он был в пятнадцати минутах ходьбы от отеля! Но решаем не останавливаться — мы знаем, что сюда мы вернёмся ещё не раз, а пока у нас впереди есть довольно редкое для нас явление — обязательная остановка на маршруте. Старый должок, который давно пора отдать.

Польско-словацкий погранпереход оборудован так, будто державы раньше находились в состоянии вооружённого до зубов нейтралитета — проезд ниже основного уровня дороги с контрольным пунктом над ней. Достаточно одного небольшого взрыва — и дорогу завалит напрочь, ни один танк не пройдёт. Странно, возможно, я упустил какой-то фрагмент современной истории славянских народов. Переход давно заброшен и выглядит из-за этого ещё более устрашающим — работает только пункт оплаты дорог. В окошке сидит тётенька, которая говорит на всех языках мира, и продаёт виньетки трёх стран за любую европейскую валюту — и почему-то напоминает мне антиутопические фильмы про будущее с продавцами имплантов на чёрном рынке.

Польские надписи сменяются словацкими надписями; неподготовленный человек вряд ли это заметит, но у меня текут слёзы умиления при взгляде на них. Словацкий алфавит — самый ужасающий алфавит из всех славянских. В нём 46 букв (точнее, графем — у них там ещё диграфы затесались), обозначающих прикольные звуки, типа «длинный L» или «звонкий Ч». Прекрасный язык.

И вот — город Кошице. Наш старый знакомый, наш старый должок. В прошлый раз мы попали сюда поздно ночью, предварительно отстояв на польской границе 8 часов, пробив колесо, погнув диск и потеряв время в пробке. Наша машина была единственной на улицах этого города, где у нас была отмечена на всякий случай достопримечательность — готический собор святой Елизаветы Венгерской. Терять нам тогда было нечего, улицы были пусты, и я зарулил к собору. Я остановил машину поперёк узкой проезжей части, на которой всё равно не было не души, и, слегка пошатываясь от усталости и неимоверного нервного истощения, вышел и несколько минут смотрел на это величественное сооружение на фоне ночного неба. Жена вымоталась ещё сильнее моего, и индифферентно посмотрела на собор через лобовое стекло. И не сфотографировала его. Представляете? Не сфотографировала. Совсем. Даже на телефон.

Этот долг можно было отдать только одним способом, и вот мы паркуемся на порядком забитой парковке перед тем же собором — но на сей раз белым днём и в весьма приподнятом настроении. Жена достала фотоаппарат и мы обошли собор, фотографируя его с каждой возможной стороны; а после того, как это было сделано, я остановился примерно на том же месте, что и в прошлый раз, и ещё раз взглянул на величественное сооружение. «В расчёте?» — молча спросил я у собора. «В расчёте», — молча ответило мне древнее здание. Я облегчённо вздохнул, махнул ему рукой на прощание, и мы поехали в Будапешт.

11.

12.

13.

14.

Венгерские дороги, как и любые дороги отдельно взятой страны, имеют свою специфику. Долгое и медленное шоссе от границы до автобана, а на самом автобане — всеобщее несоблюдение дистанции и некоторых других общечеловеческих норм. Венгрия — прекрасная страна, но полностью избавиться от пережитков соцлагеря ей пока не удалось.

В Будапеште мы остановились в самом центре Пешта в отеле одной из наших самых любимых сетей Mercure. Все ведь знают, что Будапешт состоит из Буды и Пешта, правда? Ну, кто не знает — в Википедии всё написано. В Будапеште мы планировали пробыть две ночи, чего, по нашим представлениям, было достаточно для поверхностного знакомства с городом, а большего нам и не требовалось. Прошлое наше знакомство с Будапештом состоялось в двухчасовой пробке на его объездной — в какой-то мере мы давали городу возможность реабилитироваться.

И город не подвёл. Наверное, мы оба ожидали от него чего-то большего, какого-то откровения, но после Дрездена, Кракова и Флоренции — вряд ли какая-то европейская столица удивит нас, ведь мы знаем, что главное обаяние — не в столицах. Столица — лицо страны, её показушная часть, и здесь Будапешт вполне укладывался в эту парадигму. Красивый старинный европейский город, во многом современный, в чём-то — старомодный и несомненно интересный; но бомжи на улицах, хамоватые водители и множество безэмоциональных граждан несколько портят впечатление. То тут, то там внезапно торчат уши Советского Союза — в отеле блокируют депозит на кредитной карте на случай, если ты сбежишь и за что-то не заплатишь, а надпись «сегодня фуникулёр не работает» является стандартной и означает, что кассир отошёл поесть на 15 минут, даром что за это время толпа туристов разочаровалась и пошла залезать наверх пешком. Но положительные впечатления всё равно перекрыли отрицательные. В какой-то момент мы залезли в автобус, в типичный советский «Икарус», к которому мы все привыкли настолько, что давно забыли, что их делают в Венгрии, и попытались объяснить водителю, что хотим проехать несколько остановок, и спросили, как нам оплатить проезд, на что водитель с широкой улыбкой на ломаном английском ответил, что прямо в автобусе проезд оплатить нельзя, поэтому езжайте так; где-то тут мы и поняли, что Будапешт — это всё-таки Европа, хотя пока и скорее окраина, чем центр.

Ещё одно большое, но лично моё впечатление от Будапешта — это венгерский язык. Те, кто читает наши отчёты, наверняка помнят мою особую любовь к финно-угорским языкам с их полутора десятками падежей и лексикой, не совместимой со здравым смыслом. Впервые мне пришлось провести столько времени среди угорских племён, и за это время я только укрепился во мнении, что в развитии этой языковой ветви что-то пошло очень не так. И по сей день по-венгерски я знаю только одно слово — «McDonalds». Причём уже даже внутри этого заведения творятся страшные вещи, ведь, заказав Kakukkfüves szürkemarha, ты не можешь быть уверен, что ты получишь в итоге.

Мы провели в Будапеште полтора световых дня. Мы поднялись на самую высокую точку, в очередной раз устроили мне пытку чёртовым колесом — я, несмотря на свою боязнь высоты, иногда соглашаюсь на это, но тут никто не предупреждал, что катать будут четыре круга, не давая слезть — и познакомились с вороной, которая любит фотографироваться. Мы смотрели с цепного моста на Дунай, и удивлялись тому, что он грязнее Москвы-реки — возможно, это к нашему приезду взбаламутили, я точно не знаю. Мы прогулялись по проспекту Андраши и ничего не поняли в этих ваших архитектурных изысках. Мы обошли всю Буду и понаблюдали за почётным караулом. Чёрт побери, как же мне жаль этих людей, которые часами независимо от погоды стоят и караулят фиг поймёшь что, хотя, конечно, сами виноваты. Я верю, что когда-нибудь человечество станет более цивилизованным и не будет превращать часть представителей своего рода в дрессированных обезьян. Мы даже успели посетить бункер времён второй мировой с соответствующей экспозицией — и я с удивлением обнаружил, что венгры, похоже, не испытывают по поводу своего участия в войне каких-то сильных эмоций, в отличие от немцев, например. Очень спокойная экспозиция чисто информационного плана — вот венгерский нацист пытает югославского солдата, а вот, значит, фото детей в концентрационном лагере. При этом всё это — в нейтральном тоне, не призывающем зрителя делать какие-то определённые выводы. Удивительная венгерская выдержка.

15.

16.

17.

18.

19.

20.

21.

22.

23.

24.

25.

26.

27.

28.

29.

30.

31.

32.

33.

34.

35.

36.

37.

38.

39.

40.

41.

42.

43.

44.

45.

46.

47.

48.

49.

50.

51.

52.

53.

54.

55.

56.

57.

58.

59.

60.

61.

62.

63.

64.

А следующим утром мы рассчитались с отелем, после чего нам было позволено забрать с его парковки машину, и покатили к первой главной цели нашего путешествия — к Загребу.

Любые неприятности в дороге должны, в полном соответствии с законом Мерфи, случаться в самый неподходящий момент; и я в напряжении ждал границы между Венгрией и Хорватией. Мы въезжали в Хорватию в первый день её членства в ЕС, что означало, что мы должны пройти только паспортный контроль и никакой таможни, и, тем не менее, я беспокоился. Готовы ли венгерские пограничники к смене генеральной линии партии? Готовы ли хорватские пограничники к смене курса своего Председателя?

Пограничный пост развеял мои сомнения. Венгерский пограничник взял наши паспорта, поставил в них штампы и с улыбкой сам понёс их молоденьким хорватским пограничницам — видимо, лишний повод пообщаться на этой скучной границе, где 99% машин с номерами ЕС и едут без контроля. Хорватки гордо поставили штамп нового образца, по стандарту ЕС, и мы въехали в нашу долгожданную Хорватию. Зелёные горы, красные крыши, так давно нами покинутые и вместе с тем такие знакомые — ведь я всё время вижу их во сне. Через пару-тройку часов мы будем в Загребе, а пока мы снова, как в первый раз, с открытыми ртами смотрим вокруг, опасаясь разрушить эту шаткую реальность, в которой мы снова находимся на нашей земле обетованной.

Странное чувство — мы выехали из дома, ехали три дня и приехали... домой.