Как вы думаете, если, к примеру, нормальный человек хочет впервые в своей жизни сходить в горы — что он делает? Правильно, выбирает маршрут попроще и поинтереснее, день с нормальной погодой, узнаёт, в какие дни обычно этим маршрутом ходят другие нормальные люди, чтобы было к кому обратиться за помощью в случае чего — ведь он же в первый раз идёт, упаковывает в рюкзак самое необходимое, чтобы не было лишнего веса, ну и всё такое прочее.

А теперь, чисто ради академического интереса, давайте представим антипода нормального человека. Предположим, антипод нормального человека решил впервые в жизни сходить в горы — что он делает? Правильно, выбирает самую высокую гору в доступных для него окрестностях, независимо от сложности восхождения на неё, и идёт туда в день, когда там нет вообще никого, в полдень, в 35 градусов жары, предварительно кинув в рюкзак камеру с двумя объективами, трёхкилограммовую панорамную головку и привязав к рюкзаку тяжеленный стационарный штатив. При этом антипод нормального человека имеет довольно смутное представление о маршруте, собираясь ориентироваться по знакам, оставленным альпинистами ещё в довоенное время, причём в этих знаках антипод нормального человека мало что понимает.

Примерно такие мысли одолевали нас, когда мы взбирались на вершину имени святого Ильи — самую высокую точку горного массива Снежница, расположенного недалеко от Дубровника.

Мы с женой, знаете, всегда любили горы, но, будучи жителями центральной России, где с горами большая напряжёнка, имели о процессе «хождения в горы» весьма отдалённое представление, основанное на фильмах об альпинистах, которые всё время либо срывались в пропасть, либо гибли под лавиной, либо вообще стреляли друг в друга из различного оружия — короче, весь этот альпинизм представлялся делом весьма опасным и затейливым, требующим спецподготовки, а всё, что требует спецподготовки, мне обычно надоедает на этапе этой самой спецподготовки, и потому я старался с этим делом не связываться; и лишь познакомившись ближе с хорватской культурой, я понял, какое тонкое лингвистическое различие отделяло нас от того, чтобы попасть в горы.

В центральной России любое приближение к горам обычно называют альпинизмом или скалолазанием, эти термины в обывательском смысле более или менее равнозначны и означают, что вам нужны тросы, карабины, альпенштоки и физическая форма, позволяющая подтягиваться хотя бы пять раз. Хорватское же слово «planinarenje», хоть по смыслу и означает всё то же самое, но на деле вмещает в себя значительно более широкий спектр понятий, включая в том числе и то, что я охарактеризовал бы как «горогуляние», когда из оборудования нужны только кроссовки и карта, а физическая форма позволяет участвовать в этом лицам в возрасте от четырёх до семидесяти лет.

Я довольно долго выбирал маршрут, и Снежница с её вершиной — 1234 м. над уровнем моря — показалась мне отличным вариантом. Конечно, можно было попрактиковаться на маршрутах попроще, но разве это наш путь? Тем более, что хорватские сайты обещали маршрут «средней сложности». Сайт также обещал, что в деревне Куна, откуда начинается путь на вершину, есть так называемый «горный дом», который будет рад встретить всех горогуляльщиков, обеспечить их картой маршрута и всякими там рекомендациями, ну и вообще, оказать всяческую поддержку. Мы же в цивилизованной Европе, как-никак.

Итак, в воскресенье, ближе к полудню, мы двинулись к деревне Куна. Солнце припекало изрядно, и к нашему прибытию температура поднялась до 35 градусов. С собой у нас было литра три воды и уже перечисленная мной куча фототехники, потому что лезть на гору чтобы просто посмотреть я определённо не хотел, а жена тем более.

1.

Дорожка становилась всё уже, и я не представлял, как две машины могут разъехаться на ней. Впрочем, это не было проблемой — машин не было ни одной. За всё то время, что мы свернули по указателю «Куна», мы не встретили ни одной машины, ни одного человека, и вообще ни одного живого существа. Кажется, даже насекомые спрятались куда-то от жары.

Сама деревня не привнесла в этом смысле ничего нового. Ни одной живой души, всё казалось полностью вымершим, включая обнаруженный нами «горный дом» — он был просто и незатейливо закрыт без объяснения причин; впрочем, я подозреваю, что причина была как раз в том, что было воскресенье.

Но отказываться от нашего предприятия было уже поздно. Мы оставили машину у закрытого дома, нашли вход на круто уходящую вверх горную тропу и пошли, в какой-то момент обнаружив себя в роли антиподов нормального человека.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

Я много нового узнал за то время, что мы провели в горах. Я, например, узнал, что гора имеет коническую форму. Нет, не строго коническую, но довольно близко к тому. Кому-то это кажется очевидным, и мне, наверное, это тоже казалось очевидным, и, вероятно, любой школьник, который в шестом классе имел по физике хотя бы «четвёрку», как я, смог бы сопоставить одно с другим и понять что объект конической формы в полдень тени не отбрасывает; но я, видимо, об этом просто не думал, пока не оказался на склоне этой самой конической горы и не обнаружил факта отсутствия тени экспериментально. Солнце в зените, ни единого движения воздуха и вообще никакой тени. И, заметьте, ограниченный запас воды, не говоря уже о рюкзаке под двадцать кило весом. Опытным горогулятелям всё это, возможно, покажется пустяком, но мы, напомню, занимались этим видом самоистязания впервые, и довольно плохо представляли свои возможности.

Тропинка на наше счастье была неплохой. Нет, она точно не была хорошей — крупный булыжник сменялся острой щебёнкой, местами приходилось перелезать через какие-то стены, сложенные из камня чёрт знает сколько десятилетий назад, иногда мы даже ненадолго теряли тропу, но неизменно снова находили её; и всё же в смысле качества тропы всё могло быть намного хуже. Практически на всех ключевых участках присутствовала интуитивно понятная разметка, иногда даже встречались развилки между путём «побыстрее» и «попроще», а на ключевых этапах этой тропы, проложенной, как мы потом выяснили, во времена Австро-Венгрии, стояли монументальные католические кресты с какими-то глубокомысленными словами на табличках. Практической пользы кресты не имели, но они давали нам понять, что мы всё ещё находимся на дороге, проложенной здесь какими-то более или менее цивилизованными гуманоидами, и это давало нам надежду на то, что эта дорога куда-нибудь да приведёт.

Человеческий ресурс, как мы знаем, ограничен не столько физически, сколько психологически; инстинкт самосохранения, который у женщин проявляется сильнее, чем у мужчин, в экстремальных обстоятельствах просто обязан был дать о себе знать, и он дал. Примерно через полтора часа восхождения жена остановилась, сказала, что мы прошли уже вполне достаточно, и вот сейчас самое время для того, чтобы повернуть назад. Ведь не обязательно же забраться на самую вершину, правда? Тем более вот она, вершина, мы вполне себе её видим, и идти до неё по эмпирической оценке жены было ещё ничуть не меньше двух часов, а у нас вода кончается, так что надо срочно поворачивать назад, погуляли и хватит, и всё такое.

Вряд ли я смогу описать, чего мне стоило убедить свою половину в том, что конечной целью горогуляния является не посмотреть на вершину, а забраться на неё. В итоге мне пришлось пообещать, что мы достигнем вершины максимум за 25 минут — а если не достигнем, то повернём назад. Я, конечно, знал, как обманчива оценка расстояний в условиях открытых пространств, но про 25 минут сам сомневался, и потому довольно сильно спешил; как выяснилось, зря. Через 20 минут мы продрались через последние кусты на тропе, которая довольно круто забрала вверх, и оказались на вершине святого Ильи, рядом с часовней этого самого святого Ильи, устроенной на самой высокой точке горы; а поднявшись на самый верх, мы впервые за это время услышали, как тишину гор нарушает ветер. Здесь, на вершине, дул достаточно сильный и непрерывно меняющий направление ветер, который был для нас лучше любого кондиционера, а вокруг нас во все стороны были горы и небо, и не всегда можно было определить, где горы соединяются с небом, и от всего этого кружилась голова; отсюда было видно горы Боснии, и горы Черногории, а на юге было Адриатическое море, но юг терялся в дымке и нельзя было понять, что мы видим там — горы, море или небо. Вот тут-то и пришло время разгрузить все те десятки килограммов фотоаппаратуры, которую мы затащили с собой наверх. Конечно, мы сняли каждый квадратный сантиметр того, что видели — хотя и этого нам тогда казалось мало; я отснял на этой вершине три круговые панорамы — по одной на каждый килограмм веса этой чёртовой панорамной головки, которую я теперь уже не смогу не брать с собой в такие места.

9.

10.

11.

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.

21.

22.

23.

24.

25.

26.

27.

28.

29.

И, разумеется, совсем не лишним будет упомянуть, что и в процессе восхождения, и на самой вершине, и в процессе спуска мы были совершенно одни. Ни один безумец кроме нас не полез сюда в тридцатипятиградусную жару, и вершина в этот день была целиком и полностью нашей; забегая вперёд, скажу, что эта была не последняя вершина за время нашего путешествия, но пока что единственная в нашей горогулятельной практике, когда мы были абсолютно оторваны ото всего остального мира, когда за всё время рядом с нами не было ни одного живого человека, а вся встреченная нами живность ограничивалась ящерицами. Это удивительное чувство хочется испытывать снова и снова — жаль, что на доступном нам цивилизованном пространстве осталось не так уж много подобных мест.

Говорят, спуск обычно тяжелее подъёма. Не знаю, кто и зачем так говорит — нам спуск дался намного легче: во-первых, мы знали, какой продолжительности пути от точки до точки ожидать, и во-вторых, между витками знакомой нам тропинки-серпантина мы теперь находили участки, где можно было срезать по склону. Поставить рекорд по времени спуска нам не дала жена, которая после посещения вершины заметно приободрилась и вместо того, чтобы гнать нас быстрее к конечной точке, всё время заставляла нас останавливаться, чтобы отснять пару-тройку-десяток кадров.

30.

31.

32.

33.

34.

35.

В какой-то момент со склона горы, хорошенько присмотревшись, мы увидели нашу машину, дожидавшуюся нас в Куне, и только тогда поняли, как долго мы не были там — внизу.

Оказавшись в машине, мы первым делом провели подсчёты проведённого в горах времени. Всё наше горогуляние заняло пять часов, и мы долго не могли поверить в эту цифру: когда мы вернулись, нам казалось, что мы провели в горах несколько дней. В активе у нас были непередаваемо положительные ощущения, сотни кадров а также пара килограммов сброшенного веса — и я нисколько не преувеличиваю; в пассиве были стёртые до крови ноги, гудящие как целый пчелиный рой мышцы, сгоревшие плечи и головы, а наш запас жидкости в организме к тому моменту стоило, пожалуй, считать отрицательным. Но уже тогда мы понимали, что вот это самое горогуляние — это любовь с первого взгляда и на всю жизнь, и что теперь это навсегда останется с нами, и всегда будет хотеться ещё, и каждый раз будут все эти больные мышцы, плечи и обезвоживание — но нас это не остановит.

36.

Медленно, никуда не торопясь и еле крутя рулём, я вёз нас обратно в Млини. Каждое движение отдавалось непривычным ощущением; стоило хоть немного напрячь любую мышцу, и она тут же как бы отвечала: «хозяин, ну может уже хватит на сегодня, а?»

На сегодня действительно было хватит, и меня еле хватило на то, чтобы привезти нас обратно к морю, и в нём мы отмокали до вечера, не обращая внимания на то, как чувствуют себя в солёной воде содранные ноги и обгоревшие плечи; и это было нашим прощанием с морем — во всяком случае, именно так мы думали в тот момент. С нас было достаточно туристического Дубровника, и на следующий день мы должны были уехать в сосем другую часть Хорватии, чтобы провести неделю в окружении природы и в гармонии с собой; во всяком случае, мы думали именно так, а Норны, плетущие ткань наших судеб, тихо посмеивались, наблюдая за тем, как мы строим наши планы.

Не всегда всё идёт так, как мы хотим, и даже более того — часто всё идёт совсем не так, как мы хотим, но, с другой стороны, довольно редко всё идёт настолько наперекосяк, как это случилось после нашего отъезда из Дубровника. И, вы ведь знаете, я обязательно об этом расскажу в следующий раз.