Глава 11.
Кроме Нижней Нормандии мы решили побывать ещё и в Верхней. Ну в самом деле, не размениваться же по мелочам, если Нормандия — то вся, и мы поехали в Этрета.
Далеко не все знают, что название «Этрета» в русском языке не склоняется. Совсем. Вообще никак. И ударение у этого названия на последний слог, а не там, где все подумали. Но это мало кого волнует, поэтому все ездят в Этрету, а мы поехали в Этрета.
По пути мы преодолели потрясающей красоты инженерное сооружение — мост Нормандии, один из самых длинных вантовых мостов мира. Правда, впечатление от его великолепия было подпорчено двумя обстоятельствами.
Первым из них была система взымания платы за проезд. Платный мост — это нормально, по крайней мере, в Европе таких мостов много, и как можно было организовать оплату таким образом, чтобы создать сорокаминутную пробку? Конечно, не последним фактором здесь были и сами французы, которые, отстояв эти 40 минут, перед кассой начинали доставать сумку, вынимать из неё кошелёк, искать в нём деньги и отсчитывать их. Разумеется, ведь все предыдущие 40 минут они были заняты гораздо более важными делами — стояние в пробке, как мы знаем, требует большой сосредоточенности и концентрации.
Вторым обстоятельством были французские мотоциклисты. Я знаю две страны, где мотоциклисты ездят в междурядье — это Россия и Франция, и ни одной из этих стран такое поведение двухколёсных не делает чести. Но если в обычной пробке я хотя бы могу понять стремление человека ехать, когда он может, а другие — нет, то объезд очереди на оплату в моём понимании — это всё равно что прийти в магазин и пройти вперёд всей очереди в кассу, оправдывая своё поведение тем, что ты приехал на велосипеде. Рейтинг французов в наших глазах упал ещё на пару пунктов, быстро стремясь к нулевой отметке. К счастью, мост мы в конце концов преодолели, а после него уже не было никаких препятствий к тому, чтобы быстро добраться до Этрета.
Когда-то это место было рыбацким посёлком, и с тех времён мало что изменилось в смысле инфраструктуры — узкие улицы, одноэтажные дома и полторы тысячи населения. Изменилась лишь экономическая ориентация места — с тех пор, как местные известняковые скалы, образующие уникальные природные арки, стали привлекать туристов, все дружно перестали ловить рыбу и стали зарабатывать на этих самых туристах. Все-все, включая чаек, которые носятся над морем вдоль нависающих над берегом скал, даже не глядя на плещущуюся внизу рыбу, и выискивают туристов. Завидев туриста, чайки приземляются рядом с ним и начинают нагло и недвусмысленно вымогать еду, легко подходя на расстояние вытянутой руки и ловя брошенное им клювом налету, как это делают собаки. Это видимо, является важным различием между Нижней и Верхней Нормандиями: там — чайки-кошки, а тут — чайки-собаки.
Мы сидели на обрыве и ели какой-то очередной французский багет, иногда подкидывая чайкам всякие его запчасти, неудачно свисавшие с разных его сторон. Таким образом мы выяснили, что чайки в Этрета едят хлеб, помидоры, майонез и вообще всё, что можно прожевать, даже жуткую корку этого самого багета.
Между двумя самыми известными арками находится пляж, но, спустившись к нему, мы поняли, что это было большой ошибкой, и поспешили покинуть его как можно быстрее: количество народа на нём такое, что даже очередь в пляжный туалет растягивается на полчаса времени.
Сам же городок не произвёл никакого особенного впечатления ввиду своего небольшого размера, туристической перенаселённости и отсутствия каких-то ярко выраженных достопримечательностей. Мы купили верхненормандского сидра и какого-то верхненормандского вина, которое впоследствии не дожило до конца нашего путешествия, оказавшись выпитым где-то по дороге, и собрались в обратный путь.
Не тут-то было. Паркомат на парковке, где мы оставили машину требовал от нас 3 евро и отказывался принимать не только кредитные карты, но и банкноты — такого декаданса посреди одного из самых туристических мест Франции мы не ожидали. Разменять деньги можно было на пляже или в городе — и то и другое предполагало путь по крутой лестнице ступенек в 200, который мы к тому времени преодолели уже четырежды, и совершать этот подвиг в пятый раз, чтобы разменять жалкие три евро, я не хотел. Вздохнув, я пошёл искать на парковке каких-нибудь живых людей.
Девушка в доме на колёсах с французскими номерами выглядела ничем не занятой, и я подошёл, сжимая в руке бумажные пять евро, дабы не быть принятым за попрошайку, с просьбой об обмене, которую я выразил на английском языке, стараясь разборчиво произносить слова, в надежде, что с французами, соседями англичан, мы в таком простом деле как-нибудь да сможем найти общий язык. Она пристально посмотрела на меня несколько секунд, видимо, пытаясь понять мой английский, после чего произнесла:
— Вы по-русски говорите?
Девушка оказалась с Украины. К счастью, она заметила номера нашей машины, что позволило ей предположить, что у нас найдётся общий язык, и оказалась права. Она даже пыталась всучить мне три евро просто так, и, не понаслышке зная о радушии украинцев, я не удивился этому, но всё же настоял на обмене. Несчастные три евро были, наконец, скормлены в паркомат, который выдал нам парковочную карту на выезд, и мы поехали.
Шлагбаум на выезде с парковки открылся без предъявления парковочной карты. То есть платить было вообще не обязательно, но каким образом можно было это узнать, находясь на этой странной французской парковке — совершенно непонятно. Верхняя Нормандия осталась позади, а вскоре нам предстоит покинуть и Нижнюю — наше путешествие по северу Франции подошло к концу.
Мы попрощались с Франсуа, который раздал нам очередной веер воздушных поцелуев, с чайками-кошками, и, самое главное, с океаном. Следующие наши цели не предполагали контактов с водными поверхностями сколько-нибудь значимой площади, и мы с грустью расставались с тем, что заменило нам в этом году тёплое море, оставив, вместе с тем, массу совершенно новых для нас впечатлений и ощущений. Мы поняли, что в море не обязательно купаться, чтобы испытать восторг. Мы поняли, что океан способен сделать вкусными даже французские багеты и французское вино. Но самое главное — мы поняли, что есть всего три вещи, на которые человек может смотреть вечно: как плещется океан, как плещется океан и как плещется океан.
Нас ждал Париж с его знаменитой башней, уродливым карликом, решившим приударить за цыганкой и весёлой крысой Реми, которая готовит отменный рататуй. Мы не сомневались в том, что получим там море впечатлений, но всё же для нас было бы лучше, если бы, помимо всего этого, Париж находился на небольшом острове посреди океана.