В австрийцах мне нравится то, что они — практичные ребята. Они никогда не выбрасывают то, что ещё можно использовать. Сортировка мусора в Австрии — целая наука, пластик выбрасывается отдельно, стекло — отдельно, бумага — отдельно, а утилизация отслужившей своё бытовой техники — это вообще совсем другая и довольно запутанная история.
И когда в конце 20-го века оказалось, что располагавшиеся на окраине Вены четыре огромных резервуара для хранения газа больше никому не нужны, австрийцы даже думать не стали о том, чтобы их сносить. Вместо этого они перестроили их в жилые здания, пристроив попутно всяких офисных помещений и другой инфраструктуры, и подведя туда линию метро. Так появились венские газометры, которые сначала были просто жильём, но постепенно стали социальным и культурным явлением.
Эти четыре цилиндрических здания представляют собой замкнутую экосистему. В них можно жить, вообще никогда не выходя на улицу: удобные квартиры, магазины, рестораны, концертный зал, офисный центр, кинотеатр, студенческое общежитие — всё это находится под их четырьмя крышами, а между зданиями существуют переходы. Живя в газометре C, можно ходить на работу в газометр B, а после работы заглянуть в магазин в газометр А и пойти домой в C. Впрочем, ходить в магазин необязательно — здесь есть интернет-магазины абсолютно всего, начиная с бытовой техники и заканчивая пиццей, которые доставляют свой товар по территории всех четырёх зданий. А в выходной можно пойти в концертный зал в газометре B или в кинотеатр, который хоть и расположен в другом здании, но всё равно доступен через переход, без выхода на улицу.
В результате такой социально-инфраструктурной организации в газометрах сложился свой в достаточной степени изолированный социум, напоминающий деревню внутри города, и психологи в полном восторге уже много лет изучают этот социальный феномен.
Я столь подробно останавливаюсь на этой не самой значимой из венских достопримечательностей по причине того, что наши апартаменты располагались как раз в газометре C, и я должен сказать, что в моём личном рейтинге многоквартирных жилищ газометры прочно заняли верхнюю строчку. Сами апартаменты имеют современную планировку и наполнение, а вся инфраструктура неимоверно удобна и продумана до мелочей — начиная с единого ключа, открывающего перед жителем газометров все двери, и заканчивая тем, что можно сходить в магазин или спуститься в метро без зонтика независимо от погоды.
А погода нам по-прежнему не благоприятствовала. Все десять дней, что мы были в Вене, дождь и солнце боролись между собой, а так как в наши планы, к сожалению, не входило почувствовать себя настоящими жителями газометров, зонтик приходилось брать с собой всегда.
Здесь я должен начать рассказывать о венской архитектуре, ведь это именно то, чем славится этот город, и то, за чем сюда едут туристы со всего мира; но я приторможу с архитектурой и расскажу о том, что, на контрасте с недавно покинутым нами Парижем, поразило нас значительно больше — о жителях Вены.
Здесь люди не бегают через дорогу на красный свет. Здесь в случае ремонта дороги всегда есть понятные и логичные знаки, указывающие направление объезда. Здесь мусор бросают в урны, а не на тротуар и не в ливневую канализацию, и если есть отдельная урна для пластика — то пластик бросают в неё. Здесь есть специальные «парковочные места для собак» — вбитые в стены петли, к которым можно привязать своего питомца, а продуктов жизнедеятельности этих самых питомцев не было замечено на улицах Вены вовсе. Вена — земля победившего социализма, где каждый осознаёт свою ответственность перед обществом. Прекрасное место, куда просто необходимо заглянуть, чтобы увидеть, к чему надо стремиться всем остальным обществам, включая французское.
Что же касается архитектуры, то тут я не специалист, но город действительно очень и очень красив. Большую часть времени, проведённого нами здесь, мы просто гуляли по улицам, и это не надоедало — тем более, что, несмотря на довольно большую плотность населения, здесь нет неимоверных туристических толп. Мы зашли в полупустую национальную библиотеку и посмотрели на дом безумного архитектора Хундертвассера, но большей частью мы просто гуляли, и эти прогулки порой приводили нас в интересные места.
На венский парламент мы набрели случайно. Здание его хоть и было красивым, но в контексте Вены его вряд ли можно было назвать выходящим из ряда вон; тем не менее, оно явно заслуживало того, чтобы быть сфотографированным, и мы подошли поближе. И, стоя у входа, случайно обнаружили, что в венский парламент можно запросто попасть на экскурсию, никакого предварительного бронирования не требуется, экскурсии водят каждый час, а цена на них — ниже разумного предела.
Разумеется, мы немедленно присоединились к первой же англоязычной группе. Экскурсию вёл очень эмоциональный гид, и, несмотря на то, что мы не любим групповые экскурсии, эта оказалась очень интересной. Мы узнали о том, как был устроен австро-венгерский парламент, и о том, как устроено австрийское правительство сейчас, и даже посетили зал, где проходят заседания, а я посидел в кресле главы правительства. В этом зале есть балконы, и совершенно любые австрийские граждане имеют право в любой момент времени явиться на заседание и, сидя на этом балконе, непосредственно проконтролировать работу «слуг народа». Такой открытости очень не хватает некоторым политическим системам, если вы понимаете, о чём я.
После парламента мы почувствовали, что пришло время подкрепиться, а значит, пора что-то написать про венскую кухню. В Вене, как, впрочем, и везде в Европе, имеется огромное количество кафе и ресторанов на любой вкус и кошелёк, но Вена имеет свой неповторимый кулинарный колорит. Венский шницель известен на весь мир, и в наши дни его делают не только из традиционной для этого блюда телятины, но и из свинины, и вообще, из всего. Австрия подарила миру рекордное количество классических композиторов (и, к сожалению, не подарила ничего значимого в части современной музыки), что сказывается на маркетинге заведений общепита, и мы неизменно ели венские шницели в ресторане «Шуберт», кафе «Моцарт» и закусочной «Штраусс». Но кроме венской кухни существует ещё и вся остальная австрийская, и мы столкнулись с ней на какой-то внезапно начавшейся в центре города ярмарке, где еда продавалась в сооружённых по случаю ярмарки уличных палатках. Мы взяли какое-то подобие австрийской шаурмы — пол-буханки хлеба, начинённого грибами, мясом, капустой и чем-то ещё, а в качестве сопутствующего напитка нам предложили Просекко с соком. Всё это было очень вкусно и очень необычно, и ещё более необычным было то, что мы отлично себя чувствовали на этой ярмарке в толпе людей, тоже поедающих изделия местных фермеров, общающихся друг с другом, слушающих какой-то спонтанный концерт, и вообще, всячески социализирующихся.
И эта вспышка, с позволения сказать, социофилии, была не единственной, случившейся с нами в Вене. Мы как-то забрели в венский парк развлечений — одно из тех мест, которые мы, в соответствии с неписанным кодексом социофобов, обходим стороной. Покатались на чём-то, съели уличную сосиску, и, чёрт побери, нам было весело! В следующий раз мы вернулись в этот парк уже сознательно, чтобы прокатиться на колесе обозрения с деревянными кабинками, которое функционирует в этом парке с 19-го века, осмотреть музей этого самого колеса и совершить некоторые другие действия, которые обычно предполагают контакт с человеческими особями, из-за чего мы обычно таких действий избегаем; но здесь, в Вене, такого отторжения отчего-то не возникало.
Возможно, подумали мы, не такие уж мы и социофобы. Просто нужно выбирать правильную толпу.
Ещё одно кулинарно-социальное потрясение устоев было связано с Ксюшиной творческой деятельностью. Недалеко от Вены жила Аня, с которой мы уже встречались во время одного из наших проездов скозь Австрию, и с которой, конечно, не могли не замутить фотосессию и в этот раз. И после всех этих залезаний на холмы и опасных прыжков на развалинах крепостей, которые обычно сопутствуют фотосессии, Аня с мужем посвятили нас в культуру хойригеров.
Хойригеры — это небольшие, на несколько столов, заведения, открытые всего пару недель в году. Изначально их основной ориентацией было молодое вино, но с тех пор утекло много воды, да и вина, видимо, тоже, и сейчас в этих семеных ресторанчиках уже имеется неплохой выбор до неприличия вкусной еды. Есть даже специальный закон о хойригерах, я его не читал, но, по всей видимости, именно он не даёт хойригерам открываться на слишком длительные промежутки времени; ведь, имея круглогодичный доступ к такой неимоверной вкуснятине, вся нация непременно разжирела бы и перестала пролезать в двери венского метро, что привело бы к кризису и безработице.
Находясь в хойригере, непременно нужно испытывать чувство, которое австрийцы называют Gemütlichkeit. Дословного перевода на русский это явление не имеет, но это то самое чувство, когда все люди — братья, некоторые — сёстры, всё хорошо и жизнь налаживается, но при этом ты не готов упасть лицом в оливье. Напротив, ты испытываешь это находясь практически в трезвом состоянии, и это, по идее, должно быть удивительно.
Мы не особенно надеялись на приход Gemütlichkeit, и тем более неожиданным был момент, когда у нас получилось. Люди действительно не раздражали, скорее, наоборот, а с некоторыми даже хотелось пообщаться. Впрочем, собрав в кучу весь свой запас немецкого, я понял, что самая сложная тема, которую я смогу поддерживать в течение достаточно количество времени — это недостаточная частота хождения автобусов по выходным дням, и я оставил эту затею; но, тем не менее, хойригеры с их неповторимой атмосферой запали нам в душу.
И всё же вечернюю трапезу мы предпочитали совершать вдвоём, в наших апартаментах в газометре C. В Австрии даже в обычном супермаркете существует огромное разнообразие не требующей приготовления и при этом неимоверно вкусной еды. Чего стоит один только яичный салат, в который мы влюбились с первой вилки и которого нам так теперь не хватает.
Впрочем, маркетологи в Австрии тоже не дураки. Зная о приверженности нации к здоровому образу жизни, они снабдили каждый супермаркет отделом с продуктами, имеющими зелёные наклеечки «натурально», «био», «органик» и прочей заманухой. Цены на то же самое в этих отделах в два раза выше, но зато всё выращено без селитр и пестицидов, на чистейшем конском навозе. Мне всегда было интересно: если наклейку «содержит ГМО» сделать зелёного цвета, натуралофаги тоже будут это покупать?
Вернувшись от мыслей о здоровом питании к интересным местам Вены, мы обнаружили, что в Вене есть целый дворец Шёнбрунн. Для поездки туда мы выбрали значимую дату — годовщину нашей свадьбы, и не прогадали.
Шёнбрунн ничуть не хуже Версаля. Чёрт побери, он даже лучше, он офигенен, в его садах можно найти множество фонтанов, крытых оранжерей, кафе, ресторанов и всего, чего душе угодно. По его территории можно гулять целый день, что мы и делали, иногда спасаясь от внезапно обрушивавшегося на наши головы дождя, здесь есть настоящие лабиринты из кустов, и я не понимаю, почему люди больше хотят в Версаль, а народа в Шёнбрунне было хотя и достаточно, но до версальского столпотворения было очень и очень далеко.
А потом мы ненадолго сбежали из Вены в город Мельк. Нас там заинтересовал монастырь, который значительно отличался ото всех виденных нами ранее монастырей, прежде всего, своими размерами. Он реально огромный! Он как небольшой город, только монастырь. К тому же, построен он в стиле настоящего хардкорного барокко, а это единственный стиль, который я выделяю в архитектуре.
На территории ожидаемо обнаружились всякие рестораны, чем мы немедленно воспользовались. Правда, нам не повезло приземлиться за столик минут за двадцать до закрытия, однако когда время закрытия всё-таки наступило, нас никто не попросил на выход, не стоял над душой и не отказывался принимать заказ на ещё немного еды, и всё это оставило очень положительное впечатление.
Сам монастырь запомнился своим садом, красивым и ухоженным. Мы обошли его во всех возможных местах, после чего поколесили немного по городу, но не нашли, чем бы в нём ещё можно было заняться, а время было довольно раннее, и мы решили ехать в Кремс.
Про Кремс мы не знали практически ничего, видели пару фотографий из гугла, не более, но нам просто нужна была конечная цель, по пути к которой мы сможем посмотреть на красоты долины Вахау, катаясь вдоль Дуная, и этот город идеально подошёл нам географически. Мы не спеша катили к пункту назначения, доверив маршрут навигатору, и разглядывали из окон проносившиеся мимо городки и природные красоты. «Через 150 метров поверните налево», — сказал навигатор. Ну, налево, так налево, он же навигатор, ему виднее, в конце концов. Мы его и покупали как раз для того, чтобы не думать, куда поворачивать, и, поворачивая налево, продолжали глазеть из окон на холмы, Дунай и вот это всё. Навигатор — прекрасное изобретение, к которому привыкаешь и без которого уже не мыслишь путешествий в любимом нами свободном формате. Внутри у навигатора живёт механическая женщина, которая приятным голосом говорит, куда надо ехать, она знает всего несколько фраз, и за время знакомства с ней ты уже знаешь наизусть интонацию этих фраз, порядок слов, паузы между этими словами, и вообще, ты с ней знаешь друг друга лучше, чем с некоторыми из твоих давних друзей. Она — член семьи, причём совершенно идеальный член, от которого ты никогда не ждёшь никаких неожиданностей.
И когда навигатор сказал: «въезд на паром», — я чуть не потерял управление. Я чувствовал себя так, будто радиоприёмник вдруг начал осмысленно отвечать на мои вопросы. Бунт машин, пробуждение Skynet и вторая экранизация «Грузовиков» Стивена Кинга пронеслись перед моими глазами. Я затормозил прямо посередине дороги, на которой, впрочем, никого не было, и изумлённо посмотрел на навигатор.
Навигатор предательски молчал, показывая маршрут, в соответствии с которым мы действительно должны были пересечь реку без помощи моста. Откуда мне было знать, что через Дунай действительно ходят паромы, и что наш навигатор умеет прокладывать маршруты, учитывая водные переправы, и что он умеет говорить фразу «въезд на паром»? Я решил после возвращения скачать с него все звуковые файлы и послушать, чтобы больше не допускать таких неожиданностей; впрочем, до сегодняшнего дня я так этого и не сделал, так что у механической женщины всё ещё есть шанс преподнести мне сюрприз.
Паром мы решили не ждать. Я перепроложил маршрут, после чего навигатор попытался переправить нас на другом пароме, ниже по течению, что заставило меня изучить вопрос подробнее. Я нашёл опцию «запрет паромных переправ», и в результате Дунай мы пересекли всё-таки по мосту.
Заехав по дороге в небольшой городок Шпиц и неплохо проведя там время, мы всё-таки добрались до нашей цели. Кремс оказался красивым, очень зелёным и крайне аккуратным, как и всё австрийское, городом. Мы не смогли выделить в нём каких-то особенно интересных точек, кроме, разве что, древних городских ворот, что не помешало нам гулять по нему довольно долго, до самого вечера.
Больше мы Вену не покидали до самого нашего отъезда, до которого, к сожалению, оставалось не так много времени. Нам нужно было успеть сделать несколько дел, которые, по нашему мнению нужно обязательно сделать в Вене.
Когда мы планировали поездку в Вену, Ксюша обнаружила, что там, в одном-единственном месте, делается какой-то страшно уникальный торт «Захер». Дискуссия о необходимости посещения этого заведения носила лингвистический характер.
— А мы пойдём в кафе «Захер»? — спросила Ксюша.
— Захер? — переспросил я.
— Могу ли я поинтересоваться, твоя последняя реплика была именем собственным, произнесённым с вопросительной интонацией, или непосредственно вопросом, выраженным наречием? — поинтересовалась она. Ну, возможно, не такими вот прям словами, но близко.
Так или иначе, в «Захер» мы решили сходить. На месте, правда, мы подкорректировали наши планы, когда, проходя мимо кафе, увидели немаленькую очередь, тянущуюся на улицу, и подумали: «Захер?» (классификацию данной лексической единицы в качестве той или иной части речи я в данном случае оставлю на совести читателя). Но на обратном пути нам сопутствовала удача, и мы, зайдя в кафе безо всякой очереди, заняли последний свободный столик.
Мы всё сделали правильно. Торт оказался довольно вкусным, но точно не настолько, чтобы стоять за ним в очереди; честно говоря, «Прага» мне нравится больше. А вот само кафе действительно очень атмосферно. За соседним с нами столиком сидел преклонных лет австриец с чашечкой кофе и читал газету, и, похоже, занимался этим не первый час. Кстати, «Захера» перед ним не было. Возможно он, так же как и мы, подумал: «Захер?»
Кстати, гуляя где-то там, в самом центре, мы обнаружили магазин с какими-то камнями. Различные камни и минералы нас иногда интересуют, через витрину не было видно ровным счётом ничего, а моего немецкого не хватило, чтобы перевести вывеску, и мы решили зайти. Я дёрнул ручку двери магазинчика, но она оказалась заперта. Ну, закрыто, и пусть, пойдём дальше, но внезапно сквозь стеклянную дверь я увидел, как скучавший за компьютером продавец внутри магазина ломанулся открывать нам дверь; он так радушно приглашал нас внутрь, что мы уже не могли отказаться.
Чёрт бы побрал моё кротовье зрение. Камушки оказались не всякими там кальцитами и пиритами, а самыми настоящими изумрудами, размещёнными в закрытом магазине в витринах с пуленепробиваемыми стёклами и снабжёнными ценниками, количество нулей в которых варьировалось от трёх до пяти. Мы, единственные посетители этого закрытого клуба любителей изумрудов, конечно, с умным видом посмотрели на всё это, покивали головами, порассуждали на тему «покупать — не покупать», и решили, что всё-таки нет, пойдём отсюда, вдруг там дальше по улице неплохие самородные алмазы продаются. Больше мы в закрытые магазины не заходили.
Ещё одним важным делом, без которого нельзя покинуть Вену, был поход в ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС. Листовку с названием этого жуткого места мы каким-то образом получили в своё распоряжение в самом начале венской части нашего путешествия, и с этого момента решили сделать поход в ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС обязательной частью программы. Если бы меня, не знающего немецкого языка дальше фразы «когда последний поезд в обратном направлении», спросили, что такое, по моему мнению, «ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС», я бы, основываясь на чистой фоносемантике, с уверенностью ответил, что это либо комната ужасов, либо название почасового отеля БДСМ-направленности, либо, в крайнем случае, музей пыток. Но неисповедимы пути немецкого языка: оказалось, что «ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС» — это «дом бабочек».
Внутри оказалось совсем не так страшно, как оно звучит на вывеске. Внутри царят тропические температуры, влажности и растительности, и десятки разноцветных шметтерлингов всех сортов порхают из стороны в сторону и поедают сок предусмотрительно оставленных для них цитрусовых. Очень позитивное заведение, многие приходят с детьми, несмотря на то, что на двери написано «ШМЕТТЕРЛИНГ» — очень они смелые и выдержанные, эти австрийцы.
В последний наш день в Вене мы пошли в ресторан. Собственно, мы почти каждый день этим занимались, но тот ресторан был, как оказалось, особенным. Впрочем, началось всё ещё с парковки.
Проложив маршрут до парковки, я дважды проехал вокруг района и не смог найти въезд на неё: на пути неизменно оказывался ремонт дороги. Я уже успел начать расстраиваться, но на третий раз я заприметил временный знак, предлагавший желающим запарковаться съезжать на заправку, а на заправке стоял специальный человек в светоотражающем жилете, который дал нам бумажку с картой проезда на парковку, извинился за доставленные ремонтом дороги неудобства, и, понимая, видимо, что одним «извините» сыт не будешь, рассказал, что всем посетителям парковки в период ремонта положена скидка 50% — а цена парковки в историческом центре Вены немаленькая. Вот что значит правильный долгосрочный маркетинг: если бы я жил в Вене, я бы ещё год после этого парковался только у них, пусть и по обычным ценам, но зато я бы знал, что там работают хорошие и правильные люди.
Ресторан был запримечен Ксюшей ещё в какую-то из предыдущих наших прогулок, и главным его преимуществом в этом контексте была внешняя фотогеничность крайней степени. Впрочем, фотогеничность внешняя не всегда предполагает фотогеничность внутреннюю, и, тем более, ни то, ни другое не даёт представления о том, насколько вкусно там кормят, а для меня в выборе ресторана определяющим фактором является именно это. Находился он в одном из самых дорогих и туристических районов города, и мой опыт подсказывал мне, что расположенные таким образом заведения редко предлагают что-то кроме фотогеничности, но, тем не менее, мы решили рискнуть.
Пафос внутри ничем не уступал пафосу снаружи. В меню было написано, что ресторан расположен в старейшем здании Вены (именно в старейшем, а не в одном из), и что в ресторане есть несколько залов, каждый из которых имеет своё название и свою историю. Официанты были крайне корректны, крайне расторопны и крайне невозмутимы. Я лишь раз смог поколебать спокойствие нашего официанта: когда он спросил про степень прожарки бифштекса для Ксюши, я, зная её предпочтения, зловредно сказал «well done» и увидел, как у него дёрнулась правая бровь. Я бы сам наорал на любого, кто собирается прожарить хорошее мясо до состояния well done, но закалённый официант сохранил каменное выражение лица и сказал «очень хорошо», даже не дав понять своим тоном, что он о нас думает; а когда я заказал себе medium rare, он и вовсе оттаял и стал советовать, какого пива лучше взять к заказанному нами мясу.
Против всех моих опасений, еда была космически вкусной, а в счёте не набралось даже трёх нулей! Ну, честно говоря, даже двух не набралось. Вена — ещё одно прекрасное место, где при приближении к центру цены не взлетают экспоненциально.
Утром следующего дня мы покинули Вену. Мы оставили позади газометры, парламент, пафосный ресторан, а ещё дальше на нитку нашего маршрута были нанизаны тирольские горы, Париж, Мон-Сен-Мишель, Фужер, Шербур, Камарг и Безье. Возвращаясь, мы всегда жалеем о тех местах, из которых мы уезжаем. Мне было жаль оставлять чаек Шербура, и тихий пригород Парижа, и горный домик в Тироле, и Вену. Особенно Вену.
Жалея о том, что ты уезжаешь откуда-то, ты тем самым признаёшься себе, что ты хотел бы находиться в оставляемом тобой месте большее количество времени. Однако, если твоё желание находиться там дольше осуществится, то в какой-то момент время твоего нахождения в тех местах, которые тебе жаль оставлять, превысит время нахождения в тех местах, куда ты возвращаешься, и естественным образом возникнет вопрос, где твой настоящий дом. И в этом шатком неравенстве существует прекрасное состояние паритета, когда ты нигде не бываешь дольше, чем где-то ещё, и фактически являешься гражданином мира; наверное, к этому состоянию мы подсознательно и стремимся.
Мы заночевали в Минске, совершенно случайно найдя потрясающе комфортный отель, и я, как всегда, почувствовал себя миллионером, когда счёт перевалил за миллион белорусских рублей. Смоленские туманы сменились подмосковным смогом, и вот мы снова здесь, все в заботах, все в делах — готовимся к новому путешествию.