Департамент Манш, на территории которого нам посчастливилось провести эти десять дней, дал название проливу Ла-Манш, отделяющему Францию от Великобритании. Впрочем, не все согласны с таким положением вещей: англичане упорно называют этот пролив Английским каналом, показывая таким образом своё пренебрежение к мнению свободолюбивых французов.
Мы не слишком хорошо представляли, что ждёт нас здесь, составив своё мнение о регионе в основном по гугл-фоткам, которые ясно давали понять, что всякого интересного тут хоть отбавляй, и скучать в поисках куда бы поехать не придётся, однако мы и представить не могли, насколько живописным, интересным и неисчерпаемым окажется Манш. За всё время мы выбрались за пределы департамента всего пару раз, да и то для того, чтобы посетить близлежащие заранее намеченные достопримечательности, которые нельзя было пропустить.
И о погоде.
Нормандия, как мы все краем уха слышали — земля суровых ветров и дождей. Общеизвестно, что здесь практически непрерывно стоит противная хлюпающая погода, в каждом магазине у входа есть корзина для зонтиков, а в сувенирных лавках продаются футболки с карикатурным изображением недовольного промокшего туриста и надписью «лето в Нормандии».
Тем более гротескно смотрелись эти атрибуты в тридцатиградусную жару, которая неизменно преследовала нас все десять дней. К нашему приезду Нормандия внезапно решила стать солнечным и довольно жарким местом, что, конечно же, радовало нас, хотя, возможно, и лишило возможности ощутить некоторый колорит региона — но кому он, позвольте, нужен, такой колорит.
Нормандия — плоская, как фирменный нормандский блин, а её дороги — прямые. Эта плоскость и прямота должны были усугублять её мрачный образ — представьте себе три часа дороги по совершенно прямому шоссе под проливным дождём — но с поправкой на климатическую аномалию сделали наши путешествия по ней лёгкими и беззаботными.
Совсем недалеко от нас находился мыс Аг; вообще-то, по-французски это слово из пяти букв, но мы уже начали постепенно привыкать к странностям этого избыточного языка. Есть такая древняя французская пословица: «Нельзя попасть на Аг случайно». В смысле, в такую глухомань можно приехать только целенаправленно, что мы, собственно, и осуществили.
Мыс Аг — это крайняя точка полуострова Котантен, здесь начинается и здесь же и заканчивается кольцевая «дорога мысов», проходящая, в основном, по берегу полуострова. Дорогу можно проехать на автомобиле, но для тех, кто предпочитает единение с природой, существует пешеходно-велосипедный маршрут, позволяющий побывать во всех самых интересных точках оконечности Котантена.
К сожалению, время не позволяло нам совершить пеший поход по маршруту — если действительно решиться на это, то мероприятие займёт явно больше десяти дней — и потому мы приезжали в разные интересные места, выбирались там на пешеходные тропы, и бродили туда-сюда, пытаясь урвать самое интересное.
Пожалуй, самое большое впечатление от Манша — это пляжи. Никогда раньше мы не видели 14 километров пляжа подряд, и не разобравшись поначалу, прошли вдоль берега километров семь, стараясь, по привычке, дойти до того места, где пляж кончается, чтобы повернуть обратно. Пляжи здесь почти безлюдные и очень пологие, и это таит в себе опасность: с одной стороны — океан, а с другой, чаще всего, отвесные скалы, и ты как-то не задумываешься над тем, что во время прилива океан доходит до самых скал, пока не увидишь это собственными глазами, и хорошо, если в этот момент ты не решил прогуляться по берегу дальше обычного. Мы были осторожны, а календарь приливов, установленный на моём телефоне ещё со времён поездки в Германию, помогал нам в этом.
Пляжи, как выяснилось, являются вместилищем огромного количество различных форм живности. Первым делом мы, конечно же, бросились собирать маленькие красивые ракушки, которые океан выносил с каждой волной, но после того, как некоторые из этих ракушек стали от нас активно уползать, мы поняли, что можем случайно утащить с собой чей-то дом вместе с его обитателем, и стали тщательно проверять все находимые нами дары моря на наличие живых организмов.
Кроме того, когда волна отступала, мы каждый раз обнаруживали на песке множество маленьких песчаных пирамидок, сооружённых из спрессованного до цилиндрической формы песка. Я долгое время думал, что это явление имеет какое-то чисто физическое объяснение, типа намывания песка завихрениями воды с заданной внешними факторами турбулентностью, но в конце концов не выдержал и устроил полноценное расследование, в результате которого выяснилось, что эти пирамидки оставляют за собой песчаные червяки, которые пропускают песок через себя насквозь: кода волна уходит, они стараются как можно быстрее закопаться и оставляют за собой весь накопленный песок, образуя пирамидку.
И, помимо этого, важная часть впечатлений от пляжей Манша — это багеты. Те самые французские багеты в сочетании с французским вином. Как я уже говорил, мы не слишком полюбили французское вино, а французские багеты вообще полагаем травмоопасными — они выпекаются с паром и имеют корку, способную повредить нежные ткани в ротовой полости вполне себе взрослого человека, но каким-то образом сочетание французского вина, французского багета и французского пляжа становится песней богов, и ничто не может сравниться с ощущением поедания одного и запивания другим под шум океана на третьем.
Вторым по своей впечатлительности творением природы на Манше являются Бивилльские дюны. Мало кто слышал о них, и спрятаны они так, что найти их не так-то просто, даже имея навигатор и бесплатный туристический путеводитель в кармане; а это, на минуточку, самые древние песчаные дюны Европы.
Это самые яркие стороны природы Манша, но этим она отнюдь не исчерпывается. Мы намечали множество маршрутов к достопримечательностям явно антропогенного характера — маяки, замки, и даже атомная электростанция, но, куда бы мы ни поехали, мы обязательно сталкивались с потрясающей красоты природой.
Ты просыпаешься и едешь в столицу региона, город Кан, не находишь в нём ничего интересного, разочаровываешься и на обратном пути заезжаешь в Байё, тоже, как выясняется, ничем не примечательный, кроме того, что его престарелые жители выбрасывают мусор из окон прямо на улицу под звуки французского шансона — весьма своеобразный и не всем доступный колорит. Но навигатор обещает всего в десятке километров от Байё маяк, и ты едешь посмотреть на маяк — и находишь миллионы красивейших ракушек, выброшенных океаном на берег во время отлива. Местные жители приходят с большими пакетами и набирают их килограммами, чтобы отмыть и перепродать в сувенирные магазины, и, надо сказать, если бы я увидел их там — я бы купил, и ты начинаешь собирать ракушки, засовывать их в карманы, заворачивать в футболку, потом бежишь в машину за какой-нибудь тарой, как будто это в последний раз и завтра всё кончится, но завтра неисчерпаемый океан принесёт ещё больше красоты. Приходи на это побережье каждый день — и ты сможешь построить чёртов особняк из ракушек, и это, надо сказать, будет неимоверно красивый особняк.
И это не единственный маяк с сюрпризом. Каменистое побережье, маяк на небольшом островке — мы не планировали найти в том месте ничего интересного, кроме того самого маяка, на который даже нельзя залезть, но красивейшее каменистое побережье и внезапная стая желтоногих зуйков, забавных прибрежных птиц, предпочитающих передвигаться перебежками, заставили нас задержаться в том запоминающемся месте.
Или хочешь посмотреть на очень интересный древний городок посреди нигде, и внезапно натыкаешься на начало пешеходной тропы, которая уводит тебя в скалы, нависающие над океаном, и ты идёшь по ней несколько часов, забыв про архитектуру и не думая о том, что нужно будет возвращаться.
К примеру, в Фламанвилль я хотел, чтобы посмотреть на атомную электростанцию. Мне, технарю, внуку физика-ядерщика, стоявшего у истоков советской атомной энергетики, больно видеть тот балаган, который происходит в мире вокруг темы ядерной энергии; и какие бы французы не были странные, в этом вопросе они настолько молодцы, что я почти готов им простить поедание лягушек. Вместо того, чтобы идти на поводу у общественного мнения, как это делают беспомощные правительства соседних Германии и Швейцарии, вместо того, чтобы изуродовать прекрасные пейзажи своей страны миллионами бессмысленных ветряков, французы пошли другим путём. По всей стране при атомных электростанциях имеются информационные центры, куда любой желающий может прийти и совершенно бесплатно узнать как о работе данной конкретной электростанции, так и об атомной энергетике вообще, изучить основы функционирования АЭС и обеспечения безопасности, задать вопросы и получить на них ответы. Как бы я ни любил Германию, но на этом примере соседних стран слишком хорошо видно, где путь образования и прогресса, а где — путь в средневековье к напуганным очередной ведьмой толпам людей с вилами в руках.
К сожалению, нам не повезло приехать сюда в воскресенье, когда информационный центр был закрыт, но посмотреть на величественное сооружение снаружи было тоже интересно. И, конечно же, мы и здесь обнаружили целую серию локальных природных достопримечательностей, смотровых площадок с установленными на них картами самых интересных мест, и даже успели немного пройтись по пешеходной тропе, пролегающей в глубокой траве, но мы так и не узнали, куда она должна была привести нас — надвигался вечер, и мы развернулись обратно в Шербур.
Дорожная сеть Франции хорошо развита и в Шербур ведут сразу несколько дорог — от многополосных шоссе до довольно узких местных дорожек, соединяющих город с небольшими пригородами. Навигатор часто предлагал разные маршруты в зависимости от того, с какой стороны мы, нагулявшиеся по Маншу, вечером подъезжали к Шербуру. В тот раз тоже всё начиналось как обычно — навигатор проложил новый маршрут, и мы поехали. Свернули туда, свернули сюда, и тут...
Я даже не помню точно, как это произошло, но мы оказались на грунтовке. Качество самой дороги не вызывало нареканий, но проходила она между двух отвесных стен красной глины, как будто была прокопана ниже уровня земли — тут мне живо вспомнились итальянские Via Cave. Ширина дороги была такой, что близость глиняных стен вряд ли позволила бы нам открыть до конца двери, не говоря уже о том, чтобы развернуться или разъехаться со встречкой, и тянулась эта странная французская дорога, больше напоминавшая пересохшее русло реки, несколько километров. Мы не верили, что она может куда-то привести, и ехали по ней только для того, чтобы найти ближайшую возможность для разворота, но внезапно мы выскочили к каким-то домам.
Небольшие двухэтажные дома, окружившие нас, выглядели абсолютно вымершими — не горело ни одно окно, на улице, если её можно было так назвать, не было ни одного человека, и даже криков чаек не было слышно в этом странном месте, отрезанном от внешнего мира жуткой полуподземной дорогой. Мне живо вспомнился «Крауч Энд» Кинга, и в тот момент я благоразумно не стал сообщать своей половине об этой ассоциации.
Единственным, кого всё это совершенно не волновало, был наш навигатор. Его радостные и полные самодовольства «через 50 метров поверните налево» позволяли нам надеяться на то, что мы ещё на этом свете. Впрочем, длилось это недолго: через очередные 50 метров в направлении, куда вёл нас навигатор, оказался знак «тупик», и нарушать его никакого желания не возникало — дальше проезд был просто завален камнями.
Стараясь не разговаривать друг с другом на тему дальнейших планов, чтобы не индуцировать ещё большую панику, мы с молчаливого согласия друг друга вернулись к концу подземно-полевой дороги чтобы, пересилив себя, преодолеть ещё раз этот глиняный путь и вернуться к цивилизации. Но не тут-то было: на въезде с этой стороны стоял «кирпич», и это было логично. Дорога явно не предполагала двухстороннего движения, и, хотя к тому моменту я был готов нарушать уже любые ПДД, лишь бы выбраться из преисподней, но возможность через пару километров пути наткнуться на встречную машину и сдавать эти пару километров задом в кромешной темноте сильно охлаждала мой пыл.
К счастью, наш навигатор был достаточно продвинутым и имел опцию «объезд перекрытого участка пути». Благодаря этому мы, поплутав по подворотням между этих потусторонних домов, выбрались на приличного вида дорогу и смогли вернуться в Шербур; но это приключение запомнилось нам надолго.
В следующие дни мы вернулись к поиску рукотворных достопримечательностей Манша, которых в нём хватало с лихвой и ещё осталось на пару следующих путешествий. Небольшой замок, в который мы забрели, был частной собственностью, но хозяева разрешали интересующимся туристам заходить на свою территорию и изучать сад, призамковые постройки, да и сам замок — правда, последний только издалека. Это место имело интересную историю: дочь владельца замка эмигрировала из Франции в Австралию, а когда хозяин умер, вернулась на родину и поселилась в замке, чтобы не потерять родовое имение и поддерживать его в надлежащем состоянии. К несчастью, содержание замка требует некоторых расходов, которые и возмещаются за счёт посещающих этот примечательный объект туристов. При выходе с территории мы даже поговорили по-французски с кассирами-контролёрами, или как они там у них называется, которых очень заинтересовала странная круглая опутанная проводами штука на Ксюшином фотоаппарате.
— Qu'est-ce que c'est? — поинтересовался один из кассиров-контролёров, подозревая, вероятно, что с французским у нас не очень, но небезосновательно надеясь, тем не менее, что стандартное французское «кескесе» будет понятно правильно.
— GPS! — односложно ответили мы интернациональным термином, не предполагавшим дальнейших языковых трудностей.
— Oh! Espionnage! — довольно понятно пошутил он. Нам ещё что-то пытались объяснить про солнечную погоду, но тут наш французский кончился, и мы попрощались с кассирами-контролёрами мимикой и двинулись дальше.
Маяк по-французски — «phare». Индоевропейская семья языков прекрасна тем, что, даже находясь в глуши где-нибудь в Индии, ты сможешь хоть что-нибудь, да объяснить брату по разуму. В семье, конечно не без урода, под которым я, как обычно, имею ввиду финский и венгерский, но в общем случае это правило работает прекрасно.
Итак, Phare de Gatteville, маяк Гатвиль, третий по величине маяк в мире, и, что интересно — действующий. 75 метров высоты, и никакого вам лифта — ступеньки, ступеньки, всё пешком. Мы изрядно запыхались, забираясь наверх, а на последней лестничной клетке, перед самым выходом на смотровую площадку, обнаружили висящий на стене дефибриллятор, и эта находка поразила меня чуть ли не больше, чем виды с маяка. Казалось бы — излишество? Скажите это бригаде скорой помощи, которой предстоит снести незадачливого туриста со слабым сердцем на 75 метров вниз по ступенькам. Такая забота страны о своих гражданах — прекрасна.
В отличие от самих французов. Этот маяк — не слишком посещаемое место, это не Лувр и не Эйфелева башня, и его входная дверь просто закрыта на ключ, и если тебе надо внутрь, ты идёшь за угол, в кассу, оплачиваешь вход, и кассир идёт с тобой открыть дверь, и просит тебя захлопнуть её за собой, когда ты выйдешь. А когда ты выходишь — у входа уже поджидает парочка французских туристов-халявщиков, чтобы перехватить открытую тобой дверь и попасть внутрь бесплатно. Как ни печально, чем больше нам нравилась эта странная и удивительная страна, тем меньше нам нравились живущие в ней люди. И тем более странно было наблюдать, как этот французский эгоцентризм сосуществует со вполне себе европейскими реалиями.
Однажды в Шербуре перегорела лампочка пешеходного светофора на перекрёстке, который мы пересекали каждый вечер. Ремонтная бригада для её замены оказалась на месте в течение трёх часов, несмотря на выходной день. Но ни факт перегорания лампочки, ни её ремонт никак не изменили ситуацию на перекрёстке — французы как шли, совершенно не обращая внимания на сигнал светофора, так и продолжали это делать что при сгоревшей лампочке, что при отремонтированной. На нас, ждущих зелёного человечка, поглядывали странно, ну да что с нас взять — туристы... При этом в воспитании детей французы, похоже, придерживаются общеевропейских норм, во всяком случае, мы ни разу не слышали, чтобы ребёнок кричал больше пяти секунд подряд — за это время родителям всегда удавалось его успокоить. Странно, что из воспитанных таким образом детей всё равно вырастают французы.
По пути откуда-то куда-то мы как раз размышляли о несовместимости французского менталитета с нашими принципами, когда какое-то сооружение за окном машины привлекло наше внимание. Сначала нам показалось, что это несколько домиков, составлявших часть рыночной площади какой-нибудь небольшой деревеньки, но потом мы поняли, что это один большой магазин, мастерски копировавший форму старых торговых рядов. В этот магазин стоило зайти за один его внешний вид, а название, которое мы в меру нашего скудного знания французского перевели как «дом бисквита», делало его посещение просто необходимым.
Внутри магазина я впервые, наверное, в своей жизни понял, что такое правильный маркетинг. Не тот маркетинг, к которому привыкли мы, с неумелым впариванием заведомо плохих товаров заведомо глупой таргет-группе, а настоящий хардкорный французский маркетинг восьмидесятого уровня. Внешний вид магазина и его внутренняя организация сделали так, что у нас обоих просто напрочь снесло крышу и мы покупали всё подряд. Сейчас, размышляя относительно трезво и оглядываясь назад, я могу сказать, что никаких особенных предпосылок к этому не было, а ассортимент не слишком отличался от любой приличной французской кондитерской, но это было подано в такой обстановке вечного праздника и пиршества духа, что мы не могли устоять, да и не только мы, судя по толпам покупателей, наводнявших магазин в будний день. В итоге по приезду домой мы раздали половину того, что купили там, но когда мы это покупали — мы были счастливы. К тому же, не все товары были хитрой маркетинговой ловушкой — например, в этом магазине продавалась прекрасная бурбонная ваниль в стеклянных банках по 10, 20 и даже 50 стручков. Я взял двадцать и не израсходовал их до сих пор, а когда они кончатся — я снова поеду в «дом бисквита» и куплю ещё.
Помимо всего прочего, в магазине был отдел мясных консервов, и Ксюша оставила меня там, будучи уверенной, что я проведу там полдня и скуплю его весь, но в дело снова вмешалась французская странность. Действительно, увидев все эти банки с мясными деликатесами, я моментально пожелал купить всё, но, будучи в некотором смысле снобом, сначала я решил почитать этикетки, а то, что было непонятно, переводил гугл-переводчиком. Вскоре я недоуменно отложил в сторону одну банку, потом вторую... Чёрт, как они это едят? Я не помню точных названий, но «куриные кишки, фаршированные маринованной спаржей» хоть и являются плодом моего воображения, но хорошо передают дух всех этих блюд. В итоге я взял всего одну банку с какой-то безобидной на вид свиной тушёнкой. Тушёнка и правда оказалась безобидной, и, даже более того — вкусной, но мясо, по моим прикидкам, составляло около 10% по массе, а всё остальное, по доброй французской традиции, занимал жир.
Жир с жиром, жир в жире, рагу из жира с жирной подливой — это основа французской кухни. Только французы могли придумать круассаны, которые по сути являются просто слишком жирным хлебом, и фуа-гра, блюдо из печени специально откормленного до излишней жирности гуся, который и без того, знаете ли, далеко не тощая птица. Я удивлён, что всякие печеньки и бисквиты, купленные в «доме бисквита», не сочились жиром из всех щелей; видимо, для выпечки есть какая-то особенная французская традиция, хотя даже мои любимые ириски французы умудрились испортить, добавив в них (сюрприз!) соль.
Нормандцы в этом смысле стараются держаться более независимо. Вместо неумеренных количеств вина они употребляют неумеренные количества сидра, очень, надо сказать, вкусного, а фирменным нормандским блюдом считаются блины из гречневой муки со всем-с-чем-угодно, главное, чтоб не без начинки. Я не уверен, что хотят сказать нормандцы употреблением гречневой муки — то ли им действительно нравится, то ли они решили, что это хороший способ противопоставить себя всей остальной Франции.
Городок Бриквебек посреди Манша, в который мы заехали по дороге откуда-то куда-то не мог предложить нам никаких особенных достопримечательностей. Покосившаяся крепость да несколько домов старой постройки, но мы и не ждали от него ничего, а просто заехали перекусить. Хозяин маленького ресторанчика, тучный пожилой француз, был похож на собирательный образ владельцев мелких французских ресторанчиков из каких-нибудь мультфильмов, но самое главное — он забыл принести нам кофе. И когда мы напомнили ему об этом, он так искренне охал и извинялся, что мы, наверное, ещё раз зайдём в тот же самый ресторанчик, если ещё когда-нибудь окажемся в Бриквебеке. Вообще, официанты во Франции удивительные. Мы перед поездкой читали, что кто-то кому-то где-то неоднократно нахамил, и были готовы к тому, что мы окажемся в стране официантов-козлов, но ни единого раза нам не попалось не просто плохого, но хотя бы просто невежливого официанта. Возможно, мы просто посещаем правильные места.
Кстати, о кофе. Классический итальянский эспрессо по-французски называется «экспероссо». Именно так, с «к». В принципе, и «эспрессо» все понимают, но за месяц в стране как-то привыкаешь говорить «экспрессо» и потом, когда перемещаешься в какую-то не франкоговорящую страну, начинаешь понимать, что официанты различных заведений смотрят на тебя странно — оказывается, что ты всё ещё говоришь «экспрессо», а для них это признак неотёсанного деревенщины, в образ которого ты немного не вписываешься чисто внешне.
К несчастью, я вряд ли смогу хотя бы упомянуть все места, где мы были: их было настолько много, что некоторые из них я и сам уже вспоминаю с трудом. Смутно помню Сен-Вааст-ла-Уг, город-ад, наводнённый кемперами, занявшими все парковки, стоящими на них поперёк разметки, с центральными улицами, перекрытыми по поводу приезда какого-то цирка-шапито; или прекрасный своим средневековым спокойствием город Валонь, сохранивший образцы архитектуры из различных веков, несморя на то, что сам город здорово пострадал в битве за Нормандию; но множества более мелких мест я уже и не вспомню.
Когда мы приехали в Манш, мы надеялись, что мы сможем найти, чем нам заняться в этой глуши целых десять дней. Когда пришла пора уезжать из Манша — мы злились, какого чёрта мы забронировали всего десять дней, ведь нам нужно хотя бы ещё три раза по десять дней, чтобы поверхностно, в самых общих чертах, познакомиться с этим регионом. Мы не успели побывать в местах, связанных с историей второй мировой войны, мы не заехали в великолепный Гранвиль с его отвесными скалами, мы так и не изучили большой национальный парк в центре региона.
Это расстраивает нас, и это прекрасно. Ведь это — повод сюда вернуться.
