Мы ехали в Варну. Это довольно странное со всех точек зрения действие не имело под собой каких-либо серьёзных оснований, кроме запланированной в этой самой Варне встречи с друзьями; помимо этого, мы планировали освежить свои воспоминания о Болгарии, в которой мы оба побывали по отдельности в возрасте около восьми лет.

Но сначала нам предстояло пересечь всю центральную Европу, и эта поездка сама по себе получилась очень запоминающейся. По разным причинам.

Первым местом ночёвки была Ницца. Не то чтобы нам хотелось остановиться в этом пафосном городе, более того, весь этот Лазурный берег мы сознательно избегали, полагая излишне мажорным, тем более, после нашего отдыха в итальянской Лигурии, расположенной ровно на том же побережье, но лишённой всех этих атрибутов элитарности. Но на сей раз здесь у нас была запланирована одна рабоче-дружеская встреча, и выбор места зависел не от нас. Мы впервые в жизни остановились в двухзвёздочном отеле на самой окраине (по цене он, разумеется, соответствовал четырёхзвёздочному в центре любого другого города Франции), опасаясь, что он окажется дырой. Как выяснилось, напрасно. Ibis Budget оказался вполне приличным местом — не президентский люкс, конечно, скорее, небольшая каморка, где можно переночевать, но каморка очень чистая и ухоженная.

Встреча прошла замечательно, за исключением того, что мы были вынуждены больше часа искать парковку: машина не пролезала на подземные паркинги по высоте, а на улицах было забито абсолютно всё. В ресторанах, в общем-то, тоже было забито абсолютно всё, но наши более опытные проводники пару раз повернули в какие-то неочевидные подворотни, и в результате мы приземлились в совершенно пустом и очень приятном ресторане у самого моря. Там я, наконец, попробовал лягушек, и ещё каких-то улиток, и, возможно, ещё что-то французское, что я считал несъедобным, но мы так и не решились на устриц. Лягушки, как я и ожидал, оказались совершенно бессмысленным блюдом — та же курица, но в пятьдесят раз меньше и в десять раз дороже.

Сам город полностью соответствовал нашим ожиданиям — французская столица пафоса. Несомненно, красивый, но совершенно не подходящий нам город. Поводов задерживаться здесь не было, и на следующий день мы поехали в Любляну.

Именно там, в Любляне, началась цепь событий, задавших настроение нашей дальнейшей поездке. Мы поселились в небольшом отеле на окраине города недалеко от автобана, чтобы не нужно было ездить туда-сюда, и, лёжа в постели с бокалом вина, проводили заочную инвентаризацию того, что мы успели купить и увезти с собой в этом путешествии — кофты из специальных португальских овец, уникальные произведения португальской текстильной промышленности, восемь бутылок отличного португальского вина и портвейна, которые мы собирались забрать с собой на родину, а также некоторое количество алкоголя, которое мы собирались употребить в Болгарии вместе с друзьями... Тут-то Ксюша и задала роковой вопрос:

— А нас в Сербию с таким количеством алкоголя пустят?

Я посмотрел на неё, осознавая всю трагичность этого простого вопроса, который ни разу не пришёл нам в голову раньше, после чего моментально протрезвел и полез в гугл. Гугл был непреклонен — две бутылки на человека, и ни миллилитром больше.

Следующие часы мы, путаясь и перебивая друг друга, пытались найти решение проблемы. Единственным разумным предложением, прозвучавшим в этот вечер, было заехать в Загреб и сдать алкоголь в камеру хранения аэропорта, а на обратном пути забрать, но я быстро посчитал, что это абсолютно нецелесообразно экономически: если на обратном пути заезжать в Загреб специально для того, чтобы забрать оставленное, на лишний бензин придётся потратить сумму, превышающую общую стоимость этого самого алкоголя.

Зацепившись за этот вариант, я стал искать другие аэропорты и вокзалы по пути нашего следования, где могли бы быть камеры хранения. Единственным приемлемым по всем параметрам оказался аэропорт относительно крупного хорватского города Осиек, на сайте которого не было никаких упоминаний о камере хранения, а потому нам оставалась лишь надежда, с которой мы и легли спать, совершенно истощённые этой неожиданно свалившейся на нас неприятностью. Был вечер 31-го июля, пятница.

Выехав на автобан рано-рано утром, мы немного ошалели от количества машин. По нашим представлениям, в такое время все добропорядочные европейцы если и не спят, то уж точно не гонят все как один по автобану, да ещё и в ту же сторону, куда нужно нам. Всё ещё не проснувшись до конца и плохо понимая, что происходит, мы подъехали к знакомой нам словенско-хорватской границе.

Такого количества людей на этой границе я не видел никогда. В совершенном опупении от происходящего, мы протолкались в этой очереди два часа, и, к несчастью, это было только начало.

Расследование, проведённое мной пост фактум, выявило, что Германия и Италия первого августа идут в производственный отпуск. То есть все работники крупных производственных предприятий двух стран как по команде встают утром и едут на отдых, и на наше несчастье дело усугубилось ещё и тем, что первое августа пришлось на субботу, поэтому все те, у кого отпуск не принудительный, а по желанию, тоже взяли его с 3-го августа, чтобы зацепить выходные в самом начале высокого сезона. И, если неорганизованные итальянцы могли себе позволить разброс в несколько дней, то немцы, с присущей им арийской педантичностью, двинулись в путь строго вместе.

Я изо всех сил надеялся, что после объездной Загреба ситуация изменится. Немцы ведь едут на море, на Истрию или на хорватские острова, и после Загреба они должны будут повернуть к морю, а мы будем продолжать свой путь по пустым дорогам Славонии. К сожалению, как выяснилось, немцы в наше время бывают разные. У Загреба те немцы, которые на «Мерседесах», в очках и с животами, действительно повернули к любимым ими хорватским курортам. Но те «немцы», которые на «Фольксвагенах», в паранджах и с бородами, поехали вместе с нами в сторону более дешёвых и близких им по духу Болгарии и Турции, и имя им было — легион.

Мне очень грустно было проезжать Хорватию насквозь, без остановки, но ещё грустнее было делать это в непрерывной череде пробок на её обычно пустых дорогах. Поток был таким, что любая самая мелкая авария вызывала серьёзный затор, и с количеством этих заторов не справлялись ни дорожная инфраструктура, ни дорожные службы. В общей сложности на маршрут расчётной продолжительностью восемь часов мы потратили шестнадцать, и несложная арифметика позволяет понять, что восемь часов в тот день мы простояли в пробках.

К тому времени, как мы добрались до поворота на Осиек, наши нервы были на пределе. Всё это нервное напряжение от непрерывной пробки и неопределённости с таможенным вопросом довели нас до ручки, и мы надеялись избавиться хотя бы от одной из этих проблем.

В принципе, мы уже были готовы к любым неожиданностям, но дорога на Осиек оказалось всё-таки пустой. Туда вообще никому не было надо, кроме нас, и мы довольно быстро добрались до объездной, и поехали по указателям «аэропорт», предусмотрительно расставленным на каждом перекрёстке. Но местность, по которой мы ехали, давала всё меньше поводов подумать, что где-то поблизости может быть аэропорт: сначала дорога из прямой четырёхполоски стала вертлявой двухполоской, а потом она и вовсе увела нас в какие-то поля, и вокруг не было ничего кроме травы и пилонов линий электропередач. Если бы не упорно встречавшиеся нам указатели на аэропорт, мы бы точно подумали, что заблудились.

Внезапно один из этих знаков вместо привычного прямого направления показал нам поворот направо. В тот момент мне казалось, что это какая-то специально расставленная для нас ловушка — эта дорога не могла вести в аэропорт. Полторы полосы асфальта уходили прямо в поле, между стен высокой травы, и это было больше похоже на подъездную дорогу к какому-нибудь колхозу. Но метров через двести мы действительно увидели нашу цель.

Аэропорт Осиека, разместившийся прямо посреди бескрайнего поля, представлял собой терминал — маленькое одноэтажное здание, и короткую взлётно-посадочную полосу со стоящим в её торце одним-единственным самолётом. Автоматический шлагбаум впустил нас на парковку, на которой наша машина была единственной. Всё казалось совершенно вымершим.

Признаться, я был уже готов к тому, что аэропорт закрыт, но реальность превзошла все мои ожидания. Дверь терминала открылась, и я вошёл внутрь.

Я раньше никогда не был в таких маленьких аэропортах, но, по сути, от большого он отличался только размером. Знакомые вендинговые автоматы с кока-колой, таможенный пост с этой штукой, которая просвечивает чемоданы, пара маленьких регистрационных стоек с весами и светящимися компьютерными мониторами, туалет и небольшое кафе. Было, правда, одно важное отличие.

Внутри не было ни одного живого человека.

Компьютеры работали, потолочное освещение горело, вендинговые автоматы мигали лампочками, готовые продать мне какой-нибудь сникерс, а просвечивающая штука была готова засосать мои сумки, чтобы показать на экране их содержимое, но показывать было некому: на экраны никто не смотрел. Я был единственным живым человеком в этом аэропорту.

Я начал прикидывать, в какую реальность я попал — в зомби-апокалипсис или в «Лангольеров». Судя по отсутствию крови и следов борьбы, «Лангольеры» были более вероятны, но и пугали меня, признаться, тоже больше, поэтому я остановился на зомби-апокалипсисе. И я, стараясь на всякий случай не создавать лишнего шума, стал отступать задом в двери, через которую я попал в терминал.

Но, уже нащупав ручку, я понял, что я не могу уйти отсюда просто так. Мне предстояло вернутся к машине и объяснить Ксюше, что здесь происходит, и в нынешнем состоянии дел это было проблемой. Она бы решила, что я рехнулся от переживаний сегодняшнего дня, или что я просто хочу её разыграть. Во всяком случае, я бы именно так подумал о ком-нибудь, кто стал бы рассказывать мне, что только что посетил функционирующий аэропорт, в котором всё оборудование терминала работает, но нет вообще ни одной живой души. Я должен был провести разведку, собрать доказательства и вернуться не с пустыми руками. Ну, и потом, вдруг тут есть автоматическая камера хранения, чем чёрт не шутит — хотя, конечно, на том этапе надежду сохранить наши бесценные бутылки я уже потерял.

Я выяснил, что туалеты открыты, а у кафе закрыта внешняя стеклянная дверь и попасть внутрь нельзя. Я прочитал правила перевозки багажа и выяснил, что аэропорт Осиека совершает только рейсы в Загреб или со стыковкой в Загребе. Я также нашёл автомат для оплаты парковки, который упорно возвращал мне мою парковочную карту с сообщением «выезд бесплатный».

В конце концов, я решил, что выяснил достаточно, чтобы мой рассказ звучал связно и что я смогу доказать Ксюше свою вменяемость. Я не без опаски открыл двери терминала и вышел наружу, и внезапно увидел человека, идущего куда-то в сторону ВПП спиной ко мне.

Я не знаю, где он прятался. Может, в самолёте отсиживался. Но он был моей единственной надеждой на разрешение ситуации, поэтому я его немедленно догнал, и допросил с пристрастием, даже не проверив предварительно, не зомби ли он — наверное, увидев живого человека, я просто потерял чувство осторожности.

Правда, как это обычно и бывает, оказалась скучна и банальна. Аэропорт не был закрыт, просто по субботам нет рейсов, поэтому никто не приходит на работу, а он — единственный работник аэропорта, который в эти дни тут за всем присматривает. Про камеру хранения он ничего сказать не мог, да и в любом случае, даже если бы она и была — у него не было соответствующего допуска.

Наши надежды рухнули окончательно. Мы вырулили из аэропорта и с поля, и двинулись к сербской границе, совершенно не понимая, что нам делать дальше. Навигатор выбрал другой маршрут, по маленьким местным дорогам, с возвращением на трассу всего в километре от границы, сквозь город Вуковар. Я давно хотел посетить Вуковар, важнейший памятник истории югославских войн, и не думал, что я просто посмотрю на него из окна машины, находясь в полувменяемом состоянии.

Но негативное решение — тоже решение. У нас больше не было неопределённости с камерой хранения, и нервное напряжение, мучившее нас с самого утра, резко спало, вызвав эйфорическую реакцию.

Мы пели какие-то детские песенки и смеялись, как сумасшедшие. Мы открыли окно, и вдыхали воздух проносившихся вокруг бескрайних полей, и до слёз смеялись прямо в окно — всё рано вокруг не было ни души, ни одной машины не проехало за время нашего пути ни во встречном, ни в попутном направлении, ведь это Хорватия, сельская местность, здесь живого человека встретить — большая удача. И постепенно всё это — истерический смех, поля, свежий воздух, безлюдность — стало складываться в моей голове в шизофренический, но по-своему очень стройный план.

— Слушай, у меня есть мысль, но ты только не смейся, — сказал я Ксюше, одновременно давясь в очередной раз от беспричинного смеха, — нет, стой, не смейся, послушай меня, возьми себя в руки... А давай его... Закопаем!

Взрыв нашего общего хохота с полминуты сотрясал машину. Я, само собой, не верил, что говорю это серьёзно, просто ещё одна идиотская шутка человека, балансирующего между нервным срывом и беспричинной эйфорией. Ксюша тоже, конечно, не восприняла это всерьёз. Но, хорошенько просмеявшись, мы, не сговариваясь, стали обсуждать детали этого предприятия, периодически прерываясь для того, чтобы снова хорошенько просмеяться — ведь не можем же мы такой бред на полном серьёзе обсуждать. Закопать алкоголь в поле. Идиотизм высшей степени, ни один здоровый человек такой фигни не сделает. Но занять себя чем-то было необходимо, и разработка этого идиотского плана казалась нам тогда наилучшим времяпрепровождением.

Мы продумали всё до мельчайших деталей. Место должно быть приметным, не вызывать подозрений со стороны, и при этом не должно находится в зоне сельскохозяйственных работ, чтобы наши дорогие бутылки не распахал трактор. В багажнике у нас была складная сапёрная лопатка и толстые мусорные мешки, которые защитили бы бутылки от внешних воздействий. Место, где закопан клад (мы уже дружно называли его «кладом») надлежало сфотографировать минимум на два телефона, а его GPS-координаты записать минимум на три различных носителя.

Мы всё ещё прорабатывали последние детали плана, когда я увидел съезд в поле. Направо уходила грунтовая дорога, проходившая между двумя полями явно сельскохозяйственного назначения, а вдоль этой дороги был небольшой пролесок — всего несколько деревьев и довольно густой кустарник, образующий тень. Повинуясь импульсу, я свернул на эту дорогу, проехал метров тридцать и остановился.

Ксюша не хотела верить, что я это серьёзно. Даже когда я достал из багажника сапёрную лопатку и мусорные мешки, она всё ещё думала, что я прикалываюсь. Когда я ушёл в кусты и стал копать яму — она подумала, что я рехнулся. Но, так как рехнулись в тот день мы оба, она начала послушно упаковывать бутылки в мусорные мешки.

Копать складной сапёрной лопаткой выжженную солнцем сухую землю, состоящую в основном из переплетения корней деревьев и кустарника, было неимоверно тяжело. Наконец, я нашёл небольшой участок, свободный от корней, и смог выкопать в нём углубление, достаточное для того, чтобы уложить бутылки боком в два слоя. Никакого глубокого захоронения не получилось — мешки были просто присыпаны землёй, а сверху я закидал всё сухими ветками, и сказать, что здесь что-то закопано, было невозможно. Наверное, любой сильный дождь выставил бы наши сокровища напоказ... Но дожди в августе в Хорватии — это из раздела фантастики.

Место было сфотографировано на два телефона, а его GPS-координаты — записаны на три носителя. После этого мы торжественно поклялись друг другу ни одним словом не вспоминать о случившемся следующие 14 дней — до того, как мы вернёмся на место, чтобы выкопать наш клад. Всё ещё в шоке от совершённого нами, мы продолжили свой путь в Сербию.

Спустя буквально полчаса мы воочию увидели, каким верным было наше решение ехать через Осиек, даже безотносительно наших приключений. Мы воткнулись в автобан за километр до границы, а если посмотреть в другую сторону — пробка к границе начиналась от горизонта. Если бы мы поехали к границе напрямую, без заезда в Осиек, мы бы простояли в этой пробке ещё часа четыре и точно бы рехнулись окончательно.

На сербской границе, как и следовало ожидать, нас никто не досматривал. Меня это не расстроило совершенно, потому что я слишком хорошо знаю, как работает закон Мерфи. Если бы алкоголь был у нас с собой — нас бы обязательно досмотрели.

Ксюша боялась Сербии. По её представлениям, это была бедная и дикая страна, жители которой зарабатывают себе на жизнь преимущественно тем, что убивают проезжих туристов и продают их на органы. К счастью, к тому времени, как мы въехали в Сербию и встали в очередную вереницу пробок, ей было уже совершенно не до того, чтобы об этом беспокоиться.

Мы проехали Белград, и он не вызвал у нас никаких негативных эмоций. Бывает, проезжаешь город, даже не останавливаешься в нём, но уже составляешь о нём какое-то представление, понимаешь, понравится он тебе или нет, если ты в нём остановишься. И вот от Белграда мы оба подспудно ожидали какого-то негатива, но не получили. Белград оказался обычным балканским городом с красными крышами и плохими дорогами.

Вообще, дороги в Сербии, конечно, значительно хуже, чем в соседней Хорватии, но, руководствуясь теми самыми стереотипами о всеобщей сербской разрухе, мы ожидали чуть ли не дороги, разбомбленные во времена югославских войн, с воронками от взрывов, но ничего такого мы не получили. Среднего качества дороги, иногда с по-дурацки организованными перекрёстками, из-за которых все стоят в очередной пробке. Пробок в тот день было предостаточно.

Наконец, мы прибыли в Ниш. Этот город был нашим перевалочным пунктом на пути в Болгарию, и нам предстояло здесь переночевать. Ксюша, опять же, беспокоилась, что нашу машину за ночь разберут до винтика, но крайне приветливая портье в отеле уверила нас, что отельная парковка, несмотря на то, что расположена на улице, находится под круглосуточной охраной.

В результате всех наших приключений и этих диких пробок, в отеле мы оказались поздно, и отельный ресторан был закрыт. Но бок о бок с отелем была пиццерия, где я взял пиццу на вынос, и эта пицца показалась мне самым вкусным блюдом за последнее десятилетие. Ну, уж с лягушками из Ниццы точно не сравнить.

Наконец, преодолев все невзгоды этого дня, и получив в награду сытный ужин из пиццы и чего-то алкогольного из мини-бара, мы провалились в сон. Нас ждала Болгария.